В.Л. Акулов. Избранные публицистические и полемические статьи.

ГЛАВА  IV.  ГОСУДАРСТВО И  ЦЕРКОВЬ

             1. Что такое Церковь Христова, или Можно ли отделить

                                        человека от его Создателя?

     Стало общим местом, что демократия требует отделения церкви от государства. В этом усматривают реализацию права человека на свободу совести. А между тем доктрина сия, несмотря на ее почтенный возраст и всеобщее признание,  не выдерживает никакой критики и зиждется на извращенных представлениях  о государстве и  церкви. Подобно тому, как государство  было отождествлено с органами его управления (государственной властью), подобно этому и церковь  была отождествлена со священством. Такое отождествление необходимо влечет за собой бюрократизацию государства и клерикализацию церкви, порождает ситуацию, при которой гражданин и верующий человек из  субъекта права и чада своего Отца Небесного превращается в безгласного раба государственного и церковного чиновника.  Последствия подобной метаморфозы, как свидетельствует исторический опыт, бывают самые трагические — и для страны, и для церкви.

       На самом же деле,  как было выяснено, государство это  -   не Левиафан, пожирающий своих граждан, как думал Гоббс; не некое «орудие угнетения», стоящее  над обществом и диктующее ему свою волю, как думал Маркс и как поныне продолжают думать марксисты;  не «ветви власти»,  благодетельствующие от щедрот своих «электорат»,  как твердят  идеологи «представительной демократии», ее  политологи и правоведы.  Государство = это мы, граждане, проживающие на определенной территории и связанные между собой определенной системой общественных взаимоотношений. И точно также Церковь Христова - это не священство и, тем более, не священноначалие. Это  - «Тело Христово», т.е. все воцерковленные в ней чада Отца Небесного,   все те, кто  исповедует  христианский Символ Веры.  Потому-то Церковь Христова и зовется Церковью Соборной,  а ее главой является сам Христос.

      Чиновники от церкви, правда, думают иначе.  В качестве иллюстрации познакомимся хотя бы с богословско-каноническим анализом обращений и писем опального ныне епископа Диомида к  церковным иерархам  и народу церковному,  проведенном  комиссией,  возглавляемой митрополитом Минским и Слуцким  Филаретом и представленном Архиерейскому Собору.  Среди прочих  перлов этого поразительного документа,  больше напоминающего    иск прокуратуры или  определение суда,  можно прочесть следующее: «…Церковный собор (речь идет о Поместном Соборе  - В.А.)  в собственном и строгом смысле – это собор епископов.  Другими словами, исключительным правом голоса при принятии соборных решений обладают епископы». Следующим взносом комиссии в православное богословие будет, видимо, то, что Церковь Христова – это «в собственном и строгом смысле»  священноначалие и церковная бюрократия,  толкающаяся в апартаментах Московской патриархии и Белорусского экзархата.  Столь новаторское понимание церковного собора  позаимствовано не иначе, как у Ленина, который, раскрывая в одной из своих работ смысл «диктатуры пролетариата»,  выстраивал такую логическую цепочку:  пролетариат – партия как передовой отряд пролетариата – вожди партии.  Ergo:  диктатура пролетариата – это  «в собственном и строгом смысле»  диктатура партийных вождей.  Впрочем, не исключено, что источником творческого вдохновения для  комиссии послужил  Папа Римский.  В конце концов,  Предстоятель ли церкви выступает носителем всей полноты Божественной истины или епископская олигархия – сути дела это не меняет. После столь оригинального толкования православных догматов и  канонов уже перестаешь удивляться другим  заявлениям и деяниям наших пастырей на ниве церковного служения: отождествлению православной символики с товарным знаком,  обращениям  в суд для решения вероисповедальных вопросов,  рейдерским наездом на белорусский магазин «Православная книга»   И т. д.  и  т. п.

     Если государство - одна из форм самоорганизации общества;  если церковь -  то же сообщество людей, только объеди¬ненное не политическими отношениями, а духовной (сакральной)  связью,  то как можно отделить церковь от государства? Разве не очевидна вся нелепость этой доктрины? Отделить церковь от государства означало бы отделить государство от общества, т.е. лишить государство его граждан, превра¬тить государство в пустую мыслимую абстракцию. Отделить церковь от государства означало бы отделить человека от его Создателя. Идея не только нелепая, но и дьявольская.

     Скандально известный идеолог глобализма и по совместительству матерый русофоб Збигнев Бжезинский как-то проболтался, что после падения коммунизма главным врагом Запада остается Православие. Масон знает, что говорит. Именно Православие всегда было и продолжает оставаться главным препятствием на пути реализации стратегической цели «мировой закулисы» (Ильин): ликвидации наций и национальных государств, превращения человечества в роботизированную биомассу, а мирового политического ландшафта — в «единое экономическое пространство». Но откровение Бжезинского поучительно и в другом отношении: вызывает невольную ассоциацию с процессом развала СССР.  СССР был разрушен не в открытом противостоянии, не в результате технического и технологического отставания  от Запада,  о чем продолжает  болтать  либердемовский  агитпроп.  Он был изъеден изнутри путем внедрения вражеской агентуры в высшее политическое руководство страны. Не ту ли апробированную уже методу намерена применить «мировая закулиса» и для разложения Православия? Очень на то похоже.

     Православный человек не может не радоваться, когда ближний его, избавившись от бесовского наваждения, приходит к Богу. Будь он еврей или эфиоп, якут или  араб — отныне он брат во Христе. Но когда такой  неофит, не успев переступить порог Храма Божьего,  тут же пытается его «обновлять» и «реформировать»,  невольно закрадывается вопрос: а с чем ты явился, человече,  -  с покаянием и молитвой о спасении или как посланец дьявола для обольщения «малых сих»?  Сколько их, облаченных в  церковные одеяния,  бродит ныне в коридорах Московской патриархии? Прискорбно об этом говорить, но  преступно было бы умолчать: новая «ересь жидовствующих»,  ересь обновленчества и реформаторства, подобно проказе, разъедает Тело Христово. И вот уже в нарушение основополагающего принципа Православной Церкви, принципа соборности, в тайне от клира и мирян заключаются соглашения с иноверными; в нарушение норм церковной жизни совершаются совместные богослужения. Говорят: церковь не может-де не считаться с духом времени. Мыслящие так  не человека мыслят по образу и подобию Божьему, а, наоборот, Бога по образу и подобию человека. Или, как остроумно заметил  как-то Лютер, они волю Бога хотели бы подчинить этике Аристотеля. Бог есть Абсолютное, и как Абсолютное Он безотносителен к чему бы то ни было, в том числе ко времени, пространству, движению. Наделить Бога пространством означало бы измерить длину, высоту и ширину Бога, наделить временем  -   исчислить Его бытие в часах, годах, веках и тысячелетиях, наделить движением — определить крейсерскую скорость. (Прости, Господи, за это невольное богохульство). Бог потому и не явлен, Его потому и нельзя лицезреть, что никакие земные атрибуты Ему не присущи. И мог явиться человеку только в ипостаси Сына Человеческого, т.е. приняв облик земного существа, наделенного всеми земными атрибутами. Но именно потому, что Бог абсолютен, именно поэтому и истины христианства абсолютны, т.е. безотносительны к обстоятельствам времени и места. А это значит, что в нашем земном измерении они были истинами вчера, являются истинами сегодня и будут истинами завтра, т.е. они безвременны или, что одно и то же, вечны. Не худо бы нашим обновленцам, оперирующим  категорией времени, понять то, что было известно протопопу Аввакуму еще в XVII веке. Отвечая тогдашним обновленцам, он говорил: «Хотя я несмысленый и очень неученый человек, да то знаю, что все, что святыми отцами переданное,  свято и непорочно…  до нас положено — лежи оно так во веки веков».

     Другое поветрие — экуменизм. Говорят: Бог един, а потому и Отец Небесный тоже у всех людей один, в том числе и у евреев. Ветхий Завет - священная книга и евреев, и христиан. Это ли не основание для объединения церквей?!  Да, Бог един. Но зачем же  передергивать? Одно дело объединение людей в единую церковь — Церковь Христа. И совсем другое  - объединение церквей, т.е. объединение Храма Христа и храма антихриста, Храма Христа и Храма Соломона. На какой основе наши экуменисты намерены их объединять? Да, у всех людей один отец — Отец Небесный. Но верят-то евреи не в этого Отца и поклоняются не Ему. Не сказано ли Христом: «… Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (Ин. 5, 23)? Не сказано ли: «… Если бы Бог был отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел» (Ин. 8, 42)? Не сказано ли, наконец: «Отец ваш дьявол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8, 44)? Столь же богохульно считать Христа евреем на том основании, что он рожден от еврейки. Мыслящие так, подобны саддукеям, вопрошавшим Христа: чьей женой будет после воскресения женщина, последовательно побывавшая замужем за семью братьями? Им невдомек было, что там, где будут пребывать люди после воскресения, «ни женятся, ни замуж не выходят» (Мф. 22, 50). Даже если бы мать Христа была еврейкой, это ничего не значило бы. Ибо зачат Он был непорочным зачатием. Рожденное  же «от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин. 3, 6).

     Вопрос объединения церквей — вопрос не политический, не административный  и не юридический. Это вопрос вероисповедальный. Поэтому и нет для такого объединения решительно никаких оснований. Как, впрочем,  нет оснований и для вражды. Ибо в делах веры судией может быть только Бог. Да, христиане и иудеи, как сказано в Святом Писании, в конечном счете, «объединятся». Но объединятся отнюдь не в результате «консенсуса»  церковных бюрократов - христианского священноначалия и еврейского раввината. Само собой разумеется, что  вероисповедальная несовместимость отнюдь не исключает  возможности  и даже необходимости для разных конфессий выработки общих позиций по тем или иным проблемам гражданской и политической жизни. Но ведь это совсем не то, что «объединение церквей»  или совместные богослужения.

     Если церковь отделена от государства, то по логике вещей и государство должно быть отделено от церкви. Тогда почему же  «ленинская гвардия»,  «отделившая» церковь от государства»,  рушила  православные храмы, католические костелы, лютеранские кирхи, исламские мечети, буддийские пагоды, еврейские синагоги и языческие капища? Почему отправила на гулаговскую Голгофу десятки тысяч  священнослужителей и мирян? Если церковь отделена от государства, то почему в структурах государственной власти до сих пор сохраняется  комитет  по делам религии? В том-то и дело, что отделить церковь от государства невозможно никакими ни физическими, ни химическими ни какими-то иными процедурами. Сама эта идея, родившаяся в головах французских «светочей разума» XVIII века, есть результат  превышающего все допустимые нормы невежества  их в вопросах как религии, так и теории государства.

     Но если было бы нелепостью отделять Церковь от государства, то еще большей нелепостью было бы отделять Церковь от власти, хотя и по другим основаниям: власть противопоказана Церкви Христовой самой сутью и всем содержанием  ее вероучения.  И в этой связи  вновь невозможно  пройти мимо уже цитировавшегося  «богословского анализа» комиссии митрополита Филарета.  В нем, в частности, утверждается:  «Православие выше любых форм государственного устройства, а монархия – одна из исторических  форм правления, имеющая историческое значение». Прежде всего не следовало бы ставить себя в смешное положение, нарушая элементарные законы элементарное логики. Сказать, что Православие выше любых форм государственного устройства равносильно тому что сказать: квадрат гипотенузы выше  полигамного брака. Нельзя сравнивать вещи несравнимые. Грамотно вопрос должен быть поставлен так: в чем Православие видит смысл земной власти и как она, эта земная власть, должна быть организована, чтобы соответствовать христианской идее власти? Комиссия считает, что Православие индифферентно по отношению к любым формам государственного правления. Это не просто безграмотно с догматической и канонической точек зрения, это чудовищно.

                        2.   Христианская идея мирской власти

  «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1). Эти слова из послания апостола Павла стали основанием для легитимации любой власти. Власть   дается Богом: хорошая — за наши добродетели, плохая — за наши прегрешения.  Поэтому непокорность властям — не только государственное преступление, но и грех перед Богом. Позиция очень удобная и для властей предержащих, и  для  тех, кто  служению Богу  предпочитает обслуживание власти. Вот  только к христианскому вероучению  она не имеет ни малейшего отношения. В послании апостола Павла вовсе не говорится, что любая власть — от Бога. Речь в нем о другом: о власти как таковой, о власти как феномене земной жизни. И именно она, т. е. власть как феномен мирской жизни, установлена (!) Богом. 

Весьма симптоматично, что в Святом Писании говорится лишь об одной форме власти — монархической.  Почему?  Пытаются объяснить это тем, что земные царства создаются по образу и подобию Царства Божьего. Однако такое объяснение ничего не объясняет.  Во-первых, оно противоречит исторической истине. Ко времени пришествия на землю Божьего Мессии человечество знало и иные формы государственного устройства. С их реестром можно познакомиться, например, у Платона и Аристотеля. Почему же о них нет даже упомина¬ния в Святом Писании?  Не потому ли, что истинное  (ортодоксальное) христианство признает легитимной лишь одну форму власти — монархическую? Такой вывод очеви¬ден. Он следует хотя бы из того, что только такая власть дается через  таинство миропомазания. В цитируемых  словах апостола Павла, таким образом,  содержится смысл, диаметрально противоположный тому, который в него вкладывают, а именно: легитимна лишь та власть, что от Бога, т. е. даруемая через миропомазание: «Итак, слушайте, цари, и разумейте… От Господа вам дана держава и сила от Всевышнего, Который исследует ваши дела и испытывает намерения».

     Во-вторых, неверно и то, что земные царства, даже монархические, по-добны Царству Божьему.  В глубинной своей сути они не только не подобны, но прямо противоположны. Земные царства основаны на власти, а следовательно, и на принуждении. Но Бог и принуждение — несовместимы. Бог дарует власть, но не властвует. На вопрос Пилата, он ли царь иудейский, Христос  ответствует: «Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда» (Ин. 18, 36). То есть Царство Божье — это не царство власти. И войти в это Царство можно не по принуждению, а только по своей свободной воле. Примечательно и то, что судить людей на Страшном Суде будет не Создатель, а  Христос, Сын Человеческий.

     Так называемая религиозная философия много усилий приложила к тому, чтобы совместить идею свободы воли человека с идеей всемогущества Бога, придав проблеме форму дилеммы:  или всемогущество Бога -  или свобода воли человека. Если человек обладает свободой воли, то Бог не всемогущ, ибо свобода воли человека есть ограничение Божьего всемогущества. Если же не обладает, если земная жизнь человека всецело предопределена Богом, то он не может нести и ответственности за свои поступки. Понятие человеческой греховности теряет всякий смысл.  Однако эта дилемма основана на  все том же недоразумении:  Бога  мыслят по образу и подобию человека.  Свобода воли – это сугубо человеческий атрибут и в качестве таковой она относительна. Относительность свободы воли выражается в том, что она всегда сопряжена с возможностью и необходимостью выбора. Но перед какой необходимостью выбора может стоять всемогущий Бог?  Альтернативность выбора, без которой немыслима никакая свобода, несовместима с всемогуществом Бога. Свобода воли человека – не альтернатива всемогуществу Бога, а производное от Божьего всемогущества.

      Отпав от Царствия Небесного, дьявол обрел  власть, Как противовес этой власти дьявола Бог дарует власть монарху как своему избраннику на земле, а всем людям – свободу воли, т. е. свободу выбора между Ним и дьяволом. Вознося молитву своему Отцу Небесному, православный человек просит: «да будет воля Твоя на земле, как на небе». Эту волю Бога на земле через дарованную Богом власть и осуществляет монарх – помазанник Божий. Обычно ссылаются на слова Христа, что у человека даже «волосы на голове сочтены», а потому ни один не может упасть  без воли на то Бога. Можно ли, однако, понимать слова Христа буквально? Конечно, нет. Неся людям слово Божье, Христос для вразумления нередко прибегает и к притче, и к сравнению, и к аллегории. Да, Бог есть Альфа и Омега, творец всего сущего, и все тварное  в его воле. Он все знает, все предвидит, ибо пребывает в вечности – нет для него ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Но из всего этого никак не следует, что любой волос с головы человека падает не иначе, как по воле Бога. Даровав человеку свободу воли, Господь предоставил ему полную возможность распоряжаться не только своими волосами, но и самой жизнью. Во что обратит человек эту дарованную Богом свободу – во зло или добро – зависит только от человека. Выберет путь добра, будет жить по Закону Божьему – обретет Царствие Небесное, изберет путь зла, станет исполнять похоти дьявола – обречет себя на муки в преисподней.

     Нет ли, однако, противоречия в том, что всемилостивейший Господь дарует монарху власть, ограничивающую свободу человека? Поверхностный ум, склонный мерить промысел Божий мерками человеческими, несомненно, обнаружит здесь неразрешимое противоречие. И уподобится фарисеям, усмотревшим в богоизбранности еврейского народа право помыкать другими  народами. Власть монарха в ее истинно христианском (православном) понимании - это не ограничение свободы человека, а Божья благодать людям. Слаб человек перед властью дьявола. Дабы противостоять этой власти,  Бог дарует власть монарху.  Дарует не как право насилия над людьми, а как особую милость служения людям. Ибо ведь и  «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы  Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10. 45).  Власть монарха , таким образом,  -  это   и бремя.  Монарх   ведь тоже человек,  и как человек он тоже обладает свободой воли. Эта свобода воли, будучи помножена на дарованную Богом власть,  ставит монарха в особое положение.  Он ответственен не только за свою личную  судьбу, но и за судьбу подвластного ему народа. Во что употребит он эту власть – во благо ли или во зло? Будет ли она споспешествовать людям в их противостоянии с дьяволом или, напротив,  преумножит его власть?   Организует ли монарх жизнь вверенного ему народа  по Закону Божьему или по наущению дьявола – в его власти. Но за эту власть   держать ему ответ перед Богом. Государственная власть в ее христианском понимании:  а) божественна  по своей сути (даруется Господом); б)  соборна по земному своему проявлению  (выражает коллективную волю церковного народа);  в) монархическая по форме (даруется монарху в акте миропомазания).  В качестве таковой она неделима, неотчуждаема и неограничена.

     Никому не возбраняется не соглашаться с христианской идеей земной (мирской) власти. Недопустимо одно: судить  о ней,  не понимая  не только ее сути, но даже не имея элементарного представления.

             3.  Русская государственность и Православная Церковь         

      Государственная власть в России  и была организована в соответствии с христианским вероучением,  что и нашло свое отражение в известной формуле:  Православие, Самодержавие, Народность. Этой особенности русской государственности не в состоянии были понять ни западные интеллектуалы, ни отечественная «прогрессивная общественность», вскормленная масонским суемудрием. Они мерили русскую монархическую власть мерками западноевропейского абсолютизма,  с которым она не имела ничего общего. Абсолютизм в том виде, в каком он утвердился на Западе, и самодержавие, как оно существовало в России, имеют лишь внешнее сходство – и в том, и в другом случае это власть монархическая. В глубинной же своей сути они не только не тождественны, но прямо противоположны. Монархическая власть в Западной Европе явилась результатом сговора феодальной верхушки и была ограничена условиями этого сговора. Монарх был всего лишь первым среди равных. Поэтому западный абсолютизм конституировался в процессе длительной борьбы монархической власти с феодальной аристократией и католической церковью Ничего подобного в России не было. Русская монархическая власть всегда была абсолютной в том смысле, что не была ограничена никакими «условиями». В акте миропомазания царь пред лицем Бога присягал служить миру. И мир пред лицеем Бога присягал служить своему царю. Царь и мир были повязаны, таким образом, сакральной связью,  т. е. связью духовной, основанной не на сиюминутном корыстном интересе, а на взаимном служении. Царь  отнюдь не был вотчинником, т. е. cобственником Земли Русской, как это иногда трактуют. Напротив, он был таким же  ее слугой, как и  последний поданный. 

     Западный абсолютизм был взращен на внушенном фарисеям дьяволом понимании Божьего избранничества как привилегии властвования над людьми. Эта дьявольски-фарисейское понимание пустило такие глубокие корни, что легло в основу всей западноевропейской цивилизации. Сегодня оно выступает в форме  особого права (точнее – претензии) «цивилизованного общества»  диктовать свою волю всему миру, силой навязывать свои жизненные стандарты – в экономике, политике, культуре.  Русское самодержавие было основано на ортодоксально-христианском понимании Божьего избранничества как долга служения людям. Именно так понимали свое призвание и Иоанн Грозный, и Павел 1, и Николай 1, и Александр Ш,  и царственный страстотерпец Николай П. Такую власть, т. е. власть, понимаемую как служение, нет необходимости ограничивать, ибо служение не может быть избыточным.

     Много вздора говорилось и продолжает говориться по поводу деспотизма русской монархической власти и рабского положения человека в царской России. Да, власть русского царя была самодержавной, но она не была деспотической. Да, русская монархия была неограниченной, но в каком смысле? В том и только в том, что она не была ограничена своеволием и произволом аристократической верхушки. И когда эта верхушка при избрании на престол Михаила Романова попыталась ограничить власть царя, Земский Собор не позволил ей это сделать. Та же попытка при избрании Бориса Годунова имела тот же результат. Русский человек хорошо понимал, что царь помазанник Божий, а не марионетка. И призван на царство, чтобы служить миру, а не ублажать своекорыстие людей, одержимых похотью власти и богатства. Да, русский крестьянин был прикреплен к земле. Но он не был ни рабом, ни холопом. И  у владельца земли, и у ее работника был один державный хозяин – Русский Царь. И каждый из них на своем месте нес государеву службу. А в лице государя – службу Земле Русской. «Государева служба»  - это не служба  государю, а служба государя, государственная служба.

     В качестве примера деспотизма русских царей приводят обычно царствование Иоанна Грозного. Да, Иоанн Васильевич рубил головы тем, кто мечтал обустроить Русь на манер «польского хозяйства». (6). Вынужден был рубить - слишком дорогую цену заплатил русский народ за княжеские междуусобицы. И,  как показало Смутное время, мало рубил. Однако западные и доморощенные старатели на ниве «прав человека», во-первых, почему-то умалчивают о том, что все «зверства» Иоанна Грозного не идут ни в какое сравнение с той вакханалией насилия, которая царила в это же время в Западной Европе. По разным источникам, за все годы царствования Иоанна Грозного было казнено от 3 до 4 тыс. человек. За это же время в Англии, Испании, Нидерландах и во Франции было сожжено, посажено на кол, умерщвлено иными способами порядка 400 тыс. чел. В том числе в Англии в правление Генриха УШ -  72 тысячи, при Елизавете – около 90 тыс., при французском короле Карле 1Х  -  свыше 30 тыс., в Испании и Нидерландах при Карле У и Филиппе П – по одним источникам – до 100 тыс., по другим – до 200 тыс. И каких же нравственных терзаний стоила Иоанну Грозному эта вынужденная борьба с боярской крамолой! В то же время история умалчивает о каких-либо угрызениях совести западноевропейских монархов. Ни Карл УШ, ни Елизавета, ни Карл 1Х, ни Филипп, ни Карл У подобными комплексами не страдали. Совесть молчала.

     Во-вторых,  беда западных любомудров и их российских эпигонов заключается в том, что, не понимая сути противостояния Иоанна Грозного и его противников, они смотрели и смотрят на него глазами обывателя, т. е. сводили и сводят к личным взаимоотношениям царя и бояр. Хотя достаточно сколько-нибудь вдумчиво вчитаться в переписку царя с Курбским, чтобы понять: речь шла о более серьезной вещи – столкнулись два несовместимых взгляда на природу царской власти. Иоанн смотрит на свою власть глазами православного человека, его противники – глазами впавшего в фарисейскую ересь Запада. Спор, таким образом, носил не юридический, а вероисповедальный характер.  От его решения, от того, кто победит в этом противостоянии, зависела не судьба Иоанна и не судьба его противников. На карту была поставлена судьба России. Отсюда – бескомпромиссность.

     Как было уже отмечено выше, власть монарха в ее ортодоксально-православном понимании неделима, неотчуждаема и в этом смысле абсолютна. При всем своем желании монарх не может «поделиться»  властью, не может быть она кем-то или чем-то и ограничена. Вот эту ортодоксально-христианскую идею власти и защищал Иоанн Грозный. Будучи православным человеком и русским царем, иначе поступить он просто не мог. Это означало бы тягчайший грех  перед Богом и было бы нарушением священного долга перед миром (народом). То  есть, уступив притязаниям боярства, Иоанн поставил бы себя вне Церкви Христовой. Осуществись мечта курбских, Россию постигла бы судьба Польши, которая служила для наших курбских образцом. Положение исправил русский мужик, решительно встав на сторону Иоанна.

     Начало превращения свободного  русского человека в «крещенную собственность» было положено Петром 1. Завершено - «матушкой Екатериной», раздарившей своим фаворитам за альковные услуги сотни тысяч русских крестьян – белорусов, малороссов, великороссов. За что Петр 1 и Екатерина П удостоены либеральной интеллигенцией  звания «великих». Сегодня та же интеллигенция готова украсить этим званием палача и пропойцу  «царя Бориса» -  Ельцина. Воспитанный Кукуйской слободой, Петр был чужд духу православной России. Поэтому свою реформаторскую деятельность, а, точнее, разрушение уклада русской национальной жизни, он и начал с ревизии  традиций русской государственности. Именно Петр ввел в России абсолютизм в его западном понимании, действуя по принципу: что хочу,  то и ворочу. Захотел утроить молодой супруге свадебное путешествие на Прут – и устроил. В какую цену обошлась русскому народу эта прихоть  «великого реформатора» - известно. Речь, конечно, не о драгоценностях новобрачной, которыми пришлось пожертвовать, чтобы ублажить турецких чиновников. Речь о моральном и политическом ущербе России. Захотел изменить порядок престолонаследия (не потому ли что легитимность его собственного пребывания на русском престоле весьма сомнительна) – и изменил. Это и позволило возвести на русский престол вместо казненного сына-престолонаследника под именем Екатерины 1 чухонскую  блудницу, подобранную в солдатском обозе и нареченную по сему счастливому для Петра случаю женой. А затем – вообще передать царскую корону гвардейской казарме, которую она и перебрасывала с одной немецкой головы на другую. Эти игрища с короной русского царя были пресечены только Павлом 1, за что последний и поплатился головой. Захотел упразднить патриаршество – и упразднил, учредив вместо него так называемый Священнейший Правительствующий Синод – чиновничью контору, нечто вроде министерства по делам православия. Контора эта и предала царя, освятив именем Церкви Христовой власть масонского Временного правительства, Позабыли богохульники заповедь Господню: «Не прикасайтесь к помазанникам Моим» (Пс., 104, 15).

     Не технику и технологию завез Петр в Россию, как о том трубили и продолжают трубить его апологеты. «прорубив окно в Европу», Петр впустил на Русь дух цинизма, неверия и безответственности. Расплодившиеся «птенцы гнезда Петрова» бросились в прорубленное Петром «окно» набираться ума-разума  на итальянских и немецких курортах, в парижских салонах,  в казино Монте-Карло. Это они, сдирая с мужика последние портки, просаживали на Западе миллионы полновесных русских рублей, развивая западноевропейскую промышленность. Это они, набравшись масонской премудрости, грызли и точили русский государственный корабль. Все примерялись, во что обрядить русскую государственность – во французский фрак или в английский смокинг. После себя Петр оставил до конца обнищавшую, разоренную, обезлюдившую и, что самое страшное, бесхозную страну, поскольку за множеством немецких забот,  до которых России не было решительно никакого дела, не удосужился составить завещания. Рассевшись на ее развалинах, как киплингские бандер-логи на руинах индийского храма,  петровские «птенцы» ,  по словам историка В.О.Ключевского,  «принялись торговать Россией, как своей добычей».  Средства от этой торговой деятельности переводились в западные банки. Один только князь Меньшиков перевел в Англию  5 миллионов рублей – сумму, равную годовому бюджету тогдашней России. Ну точь-в-точь как «птенцы» другого «великого реформатора» - Бориса Ельцина.

     Факт примечательный, буквально бьющий в глаза: взгляды русского народа и официозной российской историографии на события отечественной истории и роль в этой истории тех или иных политических деятелей радикально расходятся. Для российских историков Иоанн Грозный – деспот, палач и лицемер. Для народа русского он суровый, но справедливый и богобоязненный русский царь. Петр 1 под пером тех же историков – гениальный реформатор, мощной рукой удержавший Россию над пропастью, в которую она вот-вот должна была свалиться. Для народа русского – антихрист, пьяница  и самодур. Николай П до сих пор фигурирует в писаниях наших геродотов и фукидидов не иначе как Николай Кровавый. Для русского народа он мученик,  жертва интернационального сброда, захватившего власть в России. Сталина вот уже свыше шести десятилетий полощут во всех лужах и выгребных ямах. В народной памяти он сохранился как мудрый  вождь, олицетворяющий великую победу нашу в смертельной схватке с гитлеризмом. Павла 1, начавшего наводить порядок в том борделе, в который превратили институт царской  власти «великий Петр» и не менее «великая Екатерина», русская «прогрессивная общественность» объявила сумасшедшим. Николай 1, прищемивший хвост дворянству, которого та же  Екатерина  своим указом о вольности дворянства превратила в класс  социальных паразитов, удостоен  звания Палкина.  Зато Александр 1 – этот фиглярствовававший  перед парижскими  кокотками отцеубийца («правитель слабый и лукавый», по точной характеристике А. С. Пушкина), одаривший от щедрот необъятной  либеральной души своей Финляндию  исконно русскими землями,  пожалован титулом Благословенный.  Александр П,  пролетаризировавший русское крестьянство, превративший в  босяков десятки и сотни тысяч вчерашних тружеников, спустивший за бесценок Аляску (кстати, деньги так и не были получены, поскольку утонули во время перевозки),  наречен Освободителем. Зато Александр Ш, при котором «цивилизованная Европа» не посмела и чихнуть, не испросив предварительно разрешения у русского императора,  произведен в алкоголики.   Так пишется история Государства Российского.

 В чем причина этой полярности взглядов на русскую историю -  русского народа и российской историографии? А причина в том, что российская историография живописует эту историю с позиций тех или иных социальных групп  (дворянства, купечества, государственной бюрократии, интеллигенции), а русский мужик оценивает ее с позиций национальных интересов России. Русская историография смотрит на собственную историю глазами заезжих гастролеров, а русский мужик – сквозь призму отечественных традиций.

             В интересах истины следует признать, что  извращение православной идеи власти  путем наделения мирской властью Церкви Христовой было начато  патриархом Никоном.  В церковной реформе Никона речь шла вовсе не о внешней обрядности, как принято думать.   И об этом свидетельствует не кто иной, как сам Никон. На вопрос одного из священников, по каким книгам служить – старым или исправленным, владыка изрек:  «И те и другие добрые; все равно, по каким хочешь, по тем и служишь…»  Истинная причина церковного противостояния была в другом: реформа Никона открывала дорогу латинской ереси.  Не составляет секрета, что патриарх Никон был изрядным «латыньщиком». Упреки в приверженности папизму он, нимало не смущаясь, парировал: «За доброе почему и папу не почитать? Там верховные апостолы Петр и Павел, а он у них служит». По точному смыслу того, что говорит Никон, получается: нет никакого отпадения от Церкви Христовой, никакой латинской ереси, просто одни иерархи служат у одних апостолов, другие – у других, и все добрые христиане. А раз так, то и  «консенсус» между ними вполне возможен,  а объединение церквей в единую Вселенскую церковь – вопрос чисто формальный.  Не тут ли ключ, питающий нынешний экуменизм, поразивший.  некоторых иерархов Русской Православной Церкви?

     Реформа Никона вела, в конечном счете, к огосударствлению Православной Церкви на католический манер, т. е. наделению церкви властными полномочиями и, следовательно, к превращению священства в часть государственного аппарата.  Это и было сделано Петром 1.  Правда, не на католический манер, о чем мечтал властолюбивый Никон, а на протестантский,   т. е. с полным подчинением церкви государственной власти.   Упразднение в России патриаршества и образование  вместо него  Священного Правительствующего Синода – прямое следствие реформы Никона.

      Ортодоксально-христианская  идея отделения церкви от государственной власти с шулерской руки «защитников вольности и прав» была трансформирована в нечто совершенно нелепое — идею отделения церкви от государства. А эта последняя, в свою очередь, трансформировалась в не менее нелепый лозунг: «Церковь — вне политики». Однако в сей земной юдоли человек  -  «животное политическое» (Аристотель). Все общественные отношения, в которые он вступает на этой грешной земле — экономические, этно-национальные, семейно-брачные и т.д. и т.п. — все они  так или иначе, прямо или косвенно,   носят политический характер. Иными  и быть не могут. А раз так, то может ли православный человек быть безразличен к тому, как обустроена его земная жизнь? Устраниться от политики — не означало ли бы  отдать мирскую жизнь человека на откуп дьяволу и его челяди? И не являются ли призывы к верующим и клиру «держаться подальше от политики» в сущности своей не чем иным, как призывом к дезертирству от исполнения не только гражданского, но и вероисповедального своего долга? Осознают ли это те, от кого исходят эти призывы? Разве глумление над нашей православной верой, заветами, оставленными над Божьим Мессией для руководства в земной жизни, которое мы зрим на экранах телевизоров, эстрадных подмостках, в кино и на театральных сценах, — разве  все это не есть политика в ее самом что ни на есть  химически чистом виде? Дело доходит уже до того, что даже молитвенное обращение православного человека к Отцу Небесному кое-кто хотел бы сделать предметом судебного разбирательства. И сделают, если будем молчать. Само Святое Писание отредактируют в духе «общечеловеческих ценностей». Приведут в соответствие с доктриной «прав человека» и законом  «об экстремизме».

     Аксиомой является, что гражданин и патриот формируется в лоне национальной культуры.  Русская  же культура  ( в том числе, естественно, и белорусская как органическая ее часть) глубинными своими корнями уходит в Православие.  Культурная политика  государства, которая игнорировала бы этот факт, по необходимости носила бы антирусский, русофобский характер. Формировала бы не русского человека, а манкурта, этнического гермафродита, «нового кочевника», по определению  Жака Аттали.  Что, собственно, и происходит сегодня,  причем  нагло-вызывающе. Я спрашиваю: может ли Православная Церковь, не изменяя себе, не изменяя заветам Христа, оставаться в стороне от государственной культурной политики? И может ли культурная политика государства быть эффективной без опоры на Православную Церковь?

     Доктрина отделения церкви от государства была узаконена во Франции под давлением масонов – этих «вольных каменщиков» Храма Антихриста. Из Франции она иррадиировала по всему миру. Знают ли это те, кто с пафосом  отстаивает ее? И не состоят ли сами они в какой-нибудь масонской ложе? Напутствуя своих учеников, Христос сказал:  «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»  (Мф. 10, 34). Будем ли следовать завету Господа или, руководствуясь ложно понятым христианским смирением, станем и далее безучастно взирать, как воинство дьявола правит на Святой Руси свой бесовский шабаш?