В.Л. Акулов. Избранные публицистические и полемические статьи.

     ЕВРАЗИЙСТВО И ПРОБЛЕМЫ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

      Наши евразийцы всячески силятся доказать, что их доктрина имеет глубокие корни в истории русской общественно-политической мысли, в  том числе  в славянофильстве. Одновременно подчеркивают ее самобытность и эвристическую  плодотворность.  И то, и другое очень далеки от истины.  Вряд ли найдутся две другие  такие доктрины, которые были бы столь несовместимы, как славянофильство и евразийство.    Славянофильство взросло на русской почве.  Оно оригинально как по своим истокам, так и по своему теоретическому содержанию.  Евразийство, напротив, и по своему происхождению, и по своему содержанию носит  заимствованный, эпигонский характер. Чтобы убедиться в этом,  нет никакой необходимости  даже проводить специальные изыскания.  Достаточно указать на одну из центральных идей  евразийства – идею идентичности культурно-исторического типа русских и монголов. Разве это не вариация вздорной выдумки западноевропейских гастролеров: «Потри русского -  обнаружишь татарина»?

       Источником вдохновения для  евразийцев послужило то направление западноевропейской мысли, которое получило название политической географии (Ф. Ретцель), а затем – геополитики (К.Хаусховер, Х Маккиндер,  А. Мэхен, Р.Челлен). Если абстрагироваться от частностей, то суть этого направления  сведется к делению человечества на два мира – «мир морской» и «мир континентальный». Наличие этих двух альтернативных  миров определяется их географическим положением. География формирует   культурно-исторический тип  – европейский  (атлантический, романо-германский) и азиатский (степной, славяно-монгольский). Политическое поведение этих двух «миров» объективно детерминировано их географическим положением. И оно по необходимости всегда будет конфронтационным. Отсюда  идея Хартленда  (Heardland)  -  места на планете,  обеспечивающее государству, занимающему его,  политическое доминирование в мире. Это место занимала в свое время Императорская Россия, а затем СССР и граничащая с ним Монголия.  Сегодня  - это пространство Российской Федерации и других постсоветских республик. Идея Хартленда  играла и продолжает играть немаловажную роль в борьбе западного  агитпропа с «экспансионистскими поползновениями» России  -  царской, советской, а ныне  «суверенно-демократической».

     В интересах истины нужно сказать, что и сама геополитическая доктрина не блещет оригинальностью. Концептуальные ее  идеи были сформулированы уже в античном мире. Древнегреческим  мыслителям человеческая история представлялась так. Условия географической среды воздействуют на физиологию человека,  физиология формирует его психологию, психология – нормы жизнедеятельности.  Например, приверженность греков к свободе и демократии есть следствие морского положения и мягкого климата Греции. И. напротив, континентальное положение и суровый климат Востока – причина восточных деспотий.  Одним словом, как  говорили позднее    радикальные материалисты, человек есть то, что он ест. Если вы хотите понять тот или иной народ – зрите в его географию.  Эти идеи перешли по наследству французу Ж.Бодену. Оказали влияние на  Г.Бокля и Ш. Мотескье. Они же были положены и в основу «политической географии»  Ф.Ретцеля.

   Отрицать природный (географический) фактор в человеческой истории, его влияние на экономическую жизнь, политическую организацию, культуру, менталитет народов  означало бы проявлять крайнюю степень теоретической и политической слепоты. Не отрицали его ни марксисты (по крайней мере, думающие, каковым был, например, Г.В.Плеханов), ни славянофилы. Вопрос в другом:  месте  и роли этого «фактора» в истории человеческой цивилизации. Ограниченность методологии  евразийства демонстрирует  себя при первой же попытке ее конкретного применения. Ну можно, к примеру,  ли всерьез говорить, что тот расово-этнический коктейль, который именуется  «американской нацией»,  образует  единый культурно-исторический тип?

     Не вдаваясь в детали, ограничусь указанием на два системообразующих постулата, делающих славянофильство и евразийство глубоко враждебными друг другу.

     В основе славянофильства лежит идея общности  «крови» и кровного родства.  Именно «кровь»  выступает в качестве того стержня,  вокруг которого должна формироваться, по учению славянофилов,  особая  русская (славянская)  цивилизация. В основе евразийства лежит идея общности пространства. Понятию рода и крови  в его системе  места нет. Поэтому,  например,  «суперэтнос»  Н. Гумилева – это нечто вроде «дорогих россиян» Б.Ельцина или американской «политической нации».  Симулякр, пустышка,  не имеющая  ни теоретического смысла,  ни подтверждения  в  реальной истории. Если связывать с этим термином какое-то мыслимое содержание,  то  «суперэтнос» -  это новое качество и как таковое должен отрицать само понятие этноса. В том   значении, которое придал ему Н.Гумилев,  он имеет не более теоретического смысла, нежели, скажем,  сверхлошадь.  Говорят о великороссах, белороссах и малороссах, образующих якобы русский суперэтнос.  Это такая же абсолютная чепуха. Конечно, различия между ними есть, но не более, чем  между, скажем, рязанцами и новгородцами,  псковичами и тверичами. То есть это количественные различия в рамках  единого качества.

     Другой системообразующей идеей славянофильства является идея соборности. Термин «соборность» имеет в русской национальной традиции (не только, кстати,   православной, как ошибочно думают) значение, существенно отличное от того, которое связывают с привычным словом «коллективизм». Коллективизм тоже выражает  связь,  но  связь внешнюю. Есть «я» и есть другие «я», с которыми я связан.  Эта связь  может быть сколь угодно тесной,  сколь угодно близкой, но это всегда связь «суверенных я», и в качестве таковой может быть нарушена без фатального исхода для каждого «я». 

     Соборность – это другое.  Это – ощущение человеком себя органической частью целого и целого как органической части самого себя. Это – растворение себя в нации  и нации  в себе. Нет «я» и другого «я», есть «мы» как целое, вне которого нет ни моего «я», ни  «я» другого, ни  «мы»  как целого.  Именно из этого источника проистекает и приверженность славянофилов к общинной форме хозяйствования.

      Принципиальную несовместимость евразийства и славянофильства можно было бы, таким образом, коротко сформулировать так. В основу  евразийства положен географический принцип, в основу славянофильства – принцип этнический. Первое  ориентировано  на  «пространство», второе – на «кровь». Евразийство – идеология по своей сути  буржуазная и интернационально-космополитическая. Славянофильство – идеология социалистическая и национально-патриотическая.  Разумеется, эта схема. И, как всякая схема, не отражает всей сложности их взаимоотношений. Но это – научная схема.

    Говоря о евразийстве, я имею в виду евразийство в его, так сказать, классической форме, в той форме, которую придали ему Н.С Трубецкой, П.Н.Савицкий, Г.В.Флеровский. При всей его односторонности оно отличалось хотя бы концептуальной цельностью. Современные адепты евразийства превратили его в эклектическую окрошку, сдобренную постмодернистскими предрассудками, которые они принимают за серьезные теоретические откровения.

     Согласно идеологам  евразийствоа, их современная доктрина покоится на двух идеях: многополярности мира и  принципиально нового подхода к  социально- политическому обустройству России.

     Если говорить об идее многополярности мира, то родилась она отнюдь не в головах наших евразийев, а явилась реакцией на идеологию глобализма, давшую уже такие разрушительные плоды в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии.  Связывать ее с  доктриной  «моря» и «суши»  было бы грубой и смешной натяжкой. Но вот что примечательно: идея многополярности предполагает наличие «сил», поляризующих единое явление на разные «полюса»,  разные «центры». Что же выступает в качестве искомой «силы» в евразийской «политической философии»? До сих пор считалось, что такими центрами, поляризующими политическое пространство,  являются нации, самоорганизующиеся в государства. Евразийцам такие «центры» органически не по нутру. Он связывает их наличие  почему-то с «Вестфальской системой международных отношений», объявляя последнюю «ничего общего с современными условиями не имеющей».  Но, во-первых,  думать, что Вестфальская система структурировала мир на нации-государства, значит явить совсем уж не позволительную  наивность.  Она лишь юридически закрепила ту политическую реальность, которая сложилась объективно. Во-вторых, откуда следует, что эта система «ничего общего с современными условиями не имеет»? Никаких иных аргументов, кроме бития в евразийскую грудь и постмодернистского хлама,  евразийцы предъявить не могут. Не повторяют ли они идеологему глобалистов, оппонентами которых он себя пытается позиционировать? Наконец, на каком основании  намерены сами евразийцы структурировать  мир на разные «полярности»? Евразийский народ  и тут безмолвствует

       Обратимся к евразийскому проекту «социально-политического устройства России».  Послушаем, что говорит на сей счет лидер «Международного Евразийского Движения» А-Г-Дугин: «Евразийство предлагает совершенно однозначный ответ. Он заключается в том, что для нас неприемлемо создание государства-нации, то есть нивелировки всех этнических культур, которые существуют на территории России. Не приемлема модель гражданского общества, основанная на принципе индивидуальной идентичности, на котором основан Евросоюз. И не приемлема модель этнического сепаратизма, когда этносы претендуют на политическую независимость». Ну, прямо не «политический философ», а пушкинский  Онегин на балу: «прической, модою, убором  ужасно недоволен он».  Однако что же взамен? Среди идеологических предрассудков, украшающих интервью А.Г Дугина (разгрести которые не под силу никакому Гераклу), как ни удивительно, проскользнула одна здравая мысль, а именно: что любое сообщество формируется на основе «идентичности». Подобно тому, как  объекты классифицируются по какому-то общему признаку, подобно этому и человеческие сообщества формируются на основе некой «идентичности». «Индивидуальная идентичность» для Дугина неприемлема, коллективная (нация) – тоже. Но что тогда? «Единое стратегическое управление»,- отвечает Дугин. То есть, иначе и проще говоря, единственное, что должно объединять граждан дугинской евразийской России, это общность бюрократического аппарата. В истории общественно-политической мысли предлагались разные «модели интеграции» - на основе общности экономической жизни, общности языка и культуры, общности религии, общности территории. Но чтобы в основу интеграции была положена общность бюрократического аппарата – до такого могли додуматься только современные евразийцы.

     Человеческая история – это человеческая история, а не история природы. Она подчинена своим собственным, имманентным законам. Пытаться понять историю человечества вне законов ее  собственного развития  было бы  по меньшей мере странно. Но человек – не небожитель. Он часть природы. Выделившись из природы, человек не порывает связи с ней. Напротив, эта связь даже более органична, нежели связь ребенка с породившей его матерью. Будучи вскормлен материнской грудью, ребенок в дальнейшем от матери не зависит и в матери не нуждается Общество таким «суверенитетом» не обладает. Природа продолжает оставаться тем условием, вне которого существование общества невозможно. И не только потому, что человек ходит по земле.  Природа не сцена, на которой разыгрывается человеческая история. Она – персонаж этой истории. И персонаж отнюдь не второстепенный. Но и это еще не все.   При всем своем качественном своеобразии общество не освобождается от законов природы. Оно сохраняет их в «снятом» виде. И как в любом живом существе заложен инстинкт жизни, так и в обществе действует закон самосохранения.

     Но человечество – не аморфная масса  особей. Оно структурировано и только будучи структурированным сохраняет свое бытие. Социальная энтропия так же смертельна для человечества как энтропия в природе.  Вот почему общество уже у истоков своей истории структурируется в различные формы человеческих Что лежит в основе этой структуризации? Исторические факты свидетельствуют: кровное родство. И род, и племя, и союзы племен формируются  на основе «крови».  Одной из форм общественной самоорганизации, вызванной к жизни потребностями сохранения рода, и является нация. То есть  нация есть форма самоорганизации (самосохранения)человечества, соответствующая нынешнему этапу общественного  развития. Особенность этой формы состоит в том, что эта форма политической самоорганизации, т.е. существует как нация-государство. В иной форме не могут существовать ни нация, ни государство: государство  существует как национальная самоорганизация и нация существует как государственная  самоорганизация,  смерть нации есть смерть государства, и наоборот.  Те, кто исповедует идею безнационального (или многонационального) государства, свидетельствуют  этим лишь то, что ровным счетом ничего не понимают ни в государстве, ни в нации.  К их числу следует отнести, как очевидно,  и  современных российских евразийцев.

      Национальное государство отнюдь не предполагает «нивелировки всех этнических культур», как это представляют евразийцы. Все обстоит как раз наоборот: не каждый этнос (в силу разного рода причин) в состоянии создать свое собственное государство. И наличие сильного национального государства является зачастую для него единственной возможностью сохранить в нем свою самобытность, свою культуру и свои традиции. Разве это не факт, что только под сенью русских «дружеских штыков» сохранилась вся этническая палитра, образующая государственное тело современной России? И кто, кроме интеллектуальных лилипутов, станет оспаривать, что именно русские «дружеские штыки»  создали условия для  сохранения или обретения своей государственности Грузии, Армении, Молдовы, тех же прибалтов?

      Придание русскому народу статуса государствообразующей нации,  а России статуса национального государства –  это не каприз русских националистов,  не проявление «национального экстремизма», как это склонна трактовать не обремененная мудростью нынешняя российская власть. Это –  объективная необходимость, в которой кровно заинтересованы не только русские, но и другие коренные народы России. Это условие сохранения Государства Российского. Ибо государствообразующая нация – становой хребет государства. Лишение русского народа этого его статуса превратит Россию в «экономическое пространство», а проживающие на ее территории коренные народы – в социальный планктон, в объект эксплуатации международного  финансово-банковского кагала.

      Что такое государственный суверенитет? Это не флаг, не герб, не гимн и не суверенитет государственных  чиновников, пожирающих львиную долю государственного бюджета.  Это - реализованное право народа быть хозяином в собственном доме, т.е. быть хозяином своей земли, своих недр, своих заводов и фабрик.  Это -  возможность жить в мире своей национальной культуры и национальных традиций. Это, наконец, реальная возможность защитить это право. Защитить экономически, политически, а при необходимости и вооруженной силой. Именно с этих позиций и нужно подходить к вопросу формирования будущей российской государственности.  С позиций  геополитической, экономической, демографической, военной  целесообразности. С позиций сохранения  национального суверенитета, а не базарной «конкурентноспособности».

      Я утверждал и готов это доказать: Россия в ее   исторически сложившихся  естественных национальных границах, которые были ею утеряны  с уничтожением СССР и подлежат воссозданию,  абсолютно самодостаточна. Самодостаточна геополитически, самодостаточна экономически, самодостаточна демографически,  самодостаточна в военном отношении. Она может нормально существовать в развиваться даже в условиях полной автаркии.  Зачем, скажите на милость,  ей единое экономическое пространство «от Лиссабона до Владивостока»? Рынок нужен? Но что Россия намерена продавать на этом рынке? Есть старая истина экономической науки: на рынок поставлять только то, что воспроизводимо. Путин же намерен превратить Россию в «великую энерго-сырьевую державу», т. е. торговать ее природной кладовой, которая, увы, не безмерна.  Путинская интеграция вредна России, как бы ни пытались доказать обратное,  даже с чисто экономической точки зрения. Внутренний рынок  России столь обширен, что в состоянии поглотить любое количество товаров.  О потребности России в сырье и энергоносителях и говорить нечего. В ее недрах закопана вся таблица Менделеева. Нужны новые технологии? Но  кто, как не Запад, существенно увеличил свой технологический арсенал за счет СССР? И где, как не на Западе, обретаются русские «мозги», оказавшиеся лишними в ельцинско-путинско-медведевской России? Я не призываю к автаркии. Но на мировой арене Россия должна выступать как  суверенное национальное русское государство, а не быть проходным двором, во что хочет превратить ее Путин.

      «Проект  Путина» - это проект не политика, а барышника. Человек для него  -  производитель стоимостей,  экономика - источник извлечения прибыли.  И только.  Дальше этого не простирается ни его стратегия, ни его интерес. Это – проект  не «национального лидера», каковым его рекламирует российский агитпроп, а космополита-коробейника, оглупленного к тому же школярскими изысками  доморощенных российских геополитиков.